Вратарь сборной России Юрий Лодыгин ответил на вопросы журналистов.
— Вратарям всегда достается больше полевых игроков – любая ваша ошибка фатальна. Есть ли у вас лично рецепт, как абстрагироваться от критики? — Такого рецепта нет, да и критика бывает разной – иногда она полезна, пусть и неприятна. Понятно, что абсолютно безошибочных вратарей, как и футболистов вообще, не существует. Главное – учиться на своих ошибках, делать правильные выводы. Вы помните тот период, когда меня посадили в клубе на лавку?
— Естественно. — Дался он очень тяжело, но в итоге сделал меня сильнее. Какие-то вещи начал оценивать по-другому, кое-что изменил в собственных действиях, во взаимодействиях с обороной, психологически стал устойчивее. Это и есть усвоение уроков.
— Игорь Акинфеев рассказал мне, что после Бразилии месяц старался не выходить из дома. А как вы пережили матч с Францией, где именно вас многие посчитали главным виновником поражения? — Тот матч стал своеобразным тестом – до него с топ-соперниками на уровне сборных не встречался. Увы, безошибочно сыграть не удалось, я был очень расстроен и недоволен своими действиями, но чтобы главным виновником…
Какого-то огромного давления на самом деле после Франции не ощутил. Может быть, потому что сразу переключился на клубные дела? В любом случае, всегда надо двигаться дальше.
— Это все правильные слова, но любая жесткая критика не может не задевать? — Когда перешел в «Зенит», читал все, что обо мне писали, и действительно воспринимал любую критику болезненно. Но теперь уже привык к тому, что ее всегда много, набрался опыта и научился не принимать нападки близко к сердцу.
Понимаете, я готов согласиться с тем, что оба французских гола – мои ошибки, готов проанализировать их и услышать нелицеприятные для себя выводы, но когда при этом читаю, что Лодыгин зазнался, что его пора отправить назад в Грецию, то понимаю: этим товарищам важно не помочь исправить оплошности, а самоутвердиться за мой счет. Тем более, что зачастую ежу понятно: журналист перешел на личности только потому, что является поклонником, условно, «Спартака».
— А кто обычно помогает вам переживать черные полосы? — Семья, конечно. Хотя жена при этом – главный мой критик. Когда я после игры, где ошибся, звоню ей, то обязательно слышу не что-то типа «Не переживай!», а вопрос: «Ну и что это было?».
— Вы пришли в сборную при Фабио Капелло. Какими остались воспоминания об итальянце? — Он – перфекционист, каких поискать. Все должно быть не просто правильно, а идеально правильно. В его понимании, конечно. Что касается сборной России, то Капелло вывел нас на чемпионат мира, и это, безусловно, достижение. Мне было приятно с ним работать, но я вообще такой человек, который всегда хочет видеть в окружающих лучшее и брать от них только позитив.
— Но вы и достаточно артистичная натура. Как переживали абсолютную закрытость команды на базе в Бразилии? — Нормально. Это же чемпионат мира – месяц можно и потерпеть. Мне вообще не обязательно куда-то идти гулять, при первой же возможности выбираться, условно, в центр города. А все необходимое на базе было.
— Чего же тогда не хватило сборной? — Трудно сказать. Конечно, выходить из группы должны были мы, а не Алжир. Ладно, бельгийцы, но уступить Алжиру… Впрочем, что толку бередить те раны?
— Хорошо, не будем о грустном. Расскажите о том, как познакомились со Слуцким. — Ну, мы пересекались на играх наших клубов, здоровались. А когда Леонид Викторович возглавил сборную, он мне позвонил.
— И о чем был разговор, если не секрет? — Да ничего особенного. Говорили о возможном взаимодействии в национальной команде.
— В какой-то момент вы присели на лавку в клубе, но все равно получили вызов в сборную. Насколько это было важно для вас? — Конечно, важно. И я благодарен Леониду Викторовичу за тот вызов. Но речь не шла о благотворительности: тренер сказал мне, что знает мои возможности, поэтому и вызывает, но если месяц до следующего сбора я полностью проведу на лавке, то вызова уже не последует. Слава богу, я быстро вернулся в основной состав.
— Сейчас, перед Евро, было очень много дискуссий на тему второго-третьего вратарей сборной. У вас не было опасений, что можете проехать мимо турнира? — Знаете, я не люблю быть уверенным в чем-то на все сто процентов – это всегда чревато. В любой ситуации должны оставаться какие-то сомнения. Но это не значит, что я не верил в свой вызов. Верил и старался сделать все, чтобы во мне не сомневались. Очень хотелось закончить сезон хотя бы на втором месте, но даже когда эта цель отпала, постарался отстоять последний матч на ноль.
— В сборной есть неоспоримый первый номер – и это не вы. Как переживаете такую ситуацию? — То, что Игорь – первый номер по праву, сомнений не вызывает. Мои же амбиции заключаются в постепенном движении вперед. Я должен быть готовым стать первым в будущем.
— Довольны темпами этого движения? — Как только буду ими доволен, движение сразу прекратится, наступит застой. Причем не только в сборной – в клубе тоже. Свое право играть надо все время завоевывать по новой. Даже когда мне говорят: Юра, тебе не надо ничего доказывать, я не слушаю.
— А что, часто говорят? — Не часто, но когда был тот самый трудный период, о котором мы только что вспоминали, меня пытались таким образом успокоить. Но я-то понимал, что доказывать надо. И прежде всего – самому себе.
— Собственная оценка важнее для вас любой иной? — Да, потому что я лучше всех понимаю, где ошибся, где недоработал, где занял неправильную позицию. Даже если ничего в том эпизоде не случилось, и никто моей оплошности не заметил.
— Насколько конкуренция отражается на ваших отношениях с Акинфеевым? — У меня вообще никогда не было проблем в отношениях с другими вратарями – ни в клубах, ни, тем более, в сборной. Попасть в национальную команду – огромная честь, и ты должен сделать все возможное, чтобы ей помочь. Даже если не выходишь на поле – есть же еще работа на тренировках, психологическая атмосфера и так далее. Команда добивается побед только тогда, когда на них работают все, в том числе – и запасные.
— А как в сборной приняли Гильерме? Вам, как человеку с изрядной долей европейского менталитета, проще других понять проблемы Гили и Нойштедтера? Что посоветовали бы им? — Советовать не люблю, но ребят, конечно, понимаю. Могу вас успокоить: они оба достаточно легко вливаются в команду.
— Нынешняя атмосфера в команде сильно отличается от той, что была при Капелло? Какая вам нравится больше? — Сейчас все более свободно, спокойно и раскрепощенно. Нет какого-то напряжения, которое раньше действительно присутствовало. Но я не хочу сравнивать, где лучше, где хуже – это просто две разные сборные.
— В нынешней идет постоянное соревнование в остроумии между Дзюбой и Василием Березуцким. А в «Зените» Артем тоже с кем-то в этом соревнуется? — Да, он всегда соревнуется – порой даже с самим собой (улыбается).
— И как в их схватке с Березуцким — какой результат? — О, тут идет очень упорная борьба! Пока, наверное, ничья.
— Скажите, а кто главный человек в раздевалке «Зенита»? — Их, наверное, два-три. Данни, как капитан, Слава Малафеев, Саша Анюков.
— Последние двое верховодят, даже не играя? — Не то, чтобы верховодят – пользуются авторитетом. И отстаивают интересы игроков перед руководством — по поводу премиальных или чего-то еще. Но на самом деле у нас сейчас полное взаимоуважение.
— Как бы вы оценили сезон своего клуба? Всего лишь третье место в чемпионате, но выиграны Кубок и Суперкубок? — Да, в этом сезоне были разные моменты – удачные и не очень. Но, знаете, я помню, как мы праздновали чемпионство – это было уже год назад, а как будто вчера. Все меняется очень быстро, и надо думать о следующем сезоне, где нам вполне по силам вернуть первое место.
— Что все-таки случилось с «Зенитом» в Ростове? — А что там случилось с ЦСКА и «Спартаком»?
— Но вы-то уже видели их примеры, а выводов, получается, не сделали? — Чего-то действительно не хватило – это одна из двух-трех игр в сезоне, когда нас переиграли.
— Где это произошло еще? — В Грозном и дома с «Краснодаром».
— А вот в Лиге чемпионов такого, пожалуй, и не было. — Да, у нас словно какая-то мотивационная кнопка включалась-выключалась. Победа в Лиге чемпионов – и тут же потеря очков с «Уфой» или «Мордовией». Такого, конечно, не должно быть.
— Это командная кнопка или она у каждого своя? — У каждого своя. И если даже у двух-трех человек она выключилась, добиться результата уже очень тяжело. А мы все тут, увы, бывали не безгрешны.
— Не чувствовалось ли весной, что Виллаш-Боаш уходит? Не влияло ли это на команду? — Нет. Он продолжал работать абсолютно профессионально.
— В начале нашего разговора вы упомянули о кризисе в своей игре. Некоторые специалисты считают, что корень ваших ошибок – в стремлении играть очень высоко, в стиле Нойера. Это стремление шло от вас самого или от тренерского штаба? — Вообще, я и раньше выбегал вперед, еще до прихода Виллаш-Боаша. А он вместе с тренером вратарей просил, чтобы я всегда держался на правильном расстоянии от достаточно высоко игравших защитников, предугадывал забросы им за спину. Однако для того, чтобы соблюдать нужное расстояние на автомате, необходим большой опыт, несколько лет подобной игры. Я же слишком зацикливался на том, чтобы все сделать правильно, в результате чего и допускал ошибки.
— Как удалось их прервать? — Мы поняли, что все должно идти постепенно, что танцевать нужно от печки. Я опустился вниз и стал осваивать рубеж за рубежом планомерно, а не одним скачком. Стало получаться гораздо увереннее.
— Выигранный Кубок скрасил для вас неудачу в чемпионате? — Он был раньше. И принес огромную радость.
— Каково это: выходить на поле только на серию пенальти? Поделитесь, что чувствовали в тот момент? — Чувствовал, что тренер идет на большой риск. Понимал: он верит в меня, и его доверие нельзя не оправдать.
— Договаривались ли вы о такой замене заранее? — Нет, решение принималось по ходу матча. Но за день до него нарезку фрагментов атакующей игры соперника дали всем троим вратарям. А там были и пенальти. Так что, по сути, я был готов.
— Вообще, отражение пенальти – ваш общепризнанный конек. Откуда ноги растут? — Честно, не знаю. Думал об этом, но ответ не нашел. Может, просто везет.
— Везти может раз или два. Дальше – это система. — Наверное. В каждом есть какая-то искра божья. Рома Широков или Олег Иванов, к примеру, способны с закрытыми глазами выдать пас на гол. А мне, наверное, что-то дано при отражении пенальти.
— Можете себе представить, что выйдете на серию 11-метровых в плей-офф Евро? С кем бы хотелось посоревноваться в такой серии? — С Крулом (смеется). Но поскольку Голландия не попала на чемпионат Европы, то все равно, кто был бы оппонентом. Однако не думаю, что такое возможно в принципе – Игорь Акинфеев не менее уверенно, чем я, отражает пенальти.
— Что вы знаете о Мирче Луческу? Справки у кого-то наводили? — Я знаю его сына – он пришел в «Ксанти», где я когда-то играл. И когда я приезжал в бывший клуб, то мы здоровались и общались. Но со старшим Луческу не знаком. Хотя против «Шахтера» мы несколько раз играли, и мне та команда нравилась.
— СМС-ку от Мирчи получили? С одноклубниками здесь нового тренера обсуждали? — Получил. А главное обсуждение было о двух неделях отпуска после Евро (улыбается). С тренером же еще познакомимся, когда вернемся в клуб.
— «Зенит» наверняка ждут перемены. Перестройка в команде обычно как-то касается вратарей? — Наверное, в меньшей степени, чем остальных, у нас своя работа. Хотя всякое бывает – мы уже обсудили, что Виллаш-Боаш просил меня играть выше.
— И вас какое-то время «колбасило». — Да, было такое. Но после этого я не представляю, что теперь может меня еще «заколбасить».
— Чего ждете от Евро? — С тем настроем, что есть у нас сейчас в команде – многого.
— И какой результат, на наш взгляд, станет успехом для нашей сборной? — Давайте не будем конкретизировать. Успехом будет хороший футбол. Надо верить, что мы способны пройти далеко, и каждый матч играть, как финал.
— Вас кто-то приедет поддерживать персонально? — Да, двое-трое друзей собираются.
— Терактов они не боятся? — Ох, больная тема. Но лучше о ней не думать.
— А кто главный фаворит турнира, на ваш взгляд? — Мы!
