Поговорили с с Валерием Карпиным о том, как устроена жизнь главного тренера сборной России, как может измениться тренерская профессия и какие планы у национальной команды на ближайшее время.
— В какой момент вы узнали, что станете главным тренером сборной? Были удивлены? — Ровно в тот момент, когда принял решение им стать. Как это было: мне поступило предложение от РФС, мы встретились, обсудили возможное сотрудничество, и я принял решение. Да, было немного неожиданно, но удивлен я не был — все же, находясь в этой сфере, можно было предположить, что такое может случиться.
— Кому первому вы рассказали о предложении? — Знал только президент «Ростова» и семья, больше никто.
— Как изменилась жизнь после этого? — Кардинально. И повседневная жизнь, и рабочие процессы: мне больше не нужно ездить каждый день на тренировку, да и в целом моя работа теперь ничем не похожа на работу клубного тренера. В промежутках между сборами стало больше аналитической работы, просмотров матчей и кандидатов в сборную.
— Как вообще выглядит день тренера сборной? — График более свободный, чем у клубного тренера, но все зависит от количества матчей, которые нужно посмотреть и проанализировать действия игроков на поле. Если мы знаем, кто будет следующим соперником, то количество этих матчей увеличивается — нужно просмотреть еще и матчи с участием футболистов соперника. Да, здесь нет привязки по времени, мне не нужно работать с 9 утра до 7 вечера, но у меня все равно практически полный рабочий день. Другое дело, что из-за свободного графика я всегда могу подстроиться под семейные дела.
— То есть семье выгоднее, чтобы вы были тренером сборной? — Скорее удобнее. Я просто могу проводить с близкими больше времени, а работать ночью.
— Без чего не можете представить свой день? — Наверное, без утреннего кофе. Выпиваю чашку каждое утро, чтобы проснуться.
— Вы запретили сахар в сборной. А сами его едите? Вообще в чем-то себя ограничиваете? — Ем, конечно. И ни в чем не ограничиваю. Когда был футболистом, безусловно, себя ограничивал. Дело не в запретах, а в том, чтобы ребята понимали, какие продукты не нужны их организмам.
Вы же не заливаете в «мерседес» 92-й бензин, потому что будут проблемы с двигателем. Организм футболиста — дорогая спортивная машина, которой нужно качественное топливо.
Я сам не обращал внимание на питание, пока не поехал играть в Испанию — там я понял, каким должен быть рацион, если хочешь стать лучше.
— Вы ходите в спортзал даже в отпуске. Есть какой-то план тренировок, график, по которому занимаетесь? — Нет никакого графика, занимаюсь, когда выдается свободная минута.
— А что самое сложное в работе тренера сборной России? — Для кого как. Эта работа предполагает, что ты должен выжать максимум в очень сжатые сроки. Пандемия тоже накладывает свои коррективы — мы играли по три матча за десять дней. Работать в таких сжатых сроках сложно. Но здесь все тренеры сборных в равных условиях.
— Ожидания, которые ставят болельщики и специалисты, давят на вас? — Не сказал бы. Когда только появилась эта отборочная группа, все вокруг говорили, что Хорватия абсолютно точно займет первое место. А за второе будут биться Россия, Словакия и Словения — три примерно равные по силе команды. Говорили, что если мы отберемся на чемпионат мира с первого места, это будет чудо. Но как таковых ожиданий, что мы непременно попадем в Катар напрямую, не было. Да, хотелось попасть с первого места, но объективная реальность немного другая.
— Непопадание на чемпионат мира — это катастрофа? — Ну нет, что значит «катастрофа»? Катастрофа — это землетрясение, война, ковид в конце концов. Катастрофа — когда люди умирают. То, что мы можем не отобраться на чемпионат мира — это очень плохо, это шаг назад, но я бы не бросался все же такими словами. А это футбол, это игра. А в любой игре все в том числе решает набор факторов.
— Игра с Хорватией — как раз набор факторов? — В этом матче я не говорю только про результат и про то, что мы в свои ворота забили. Для меня, тренера, проблема глубже. Можно и 0:3 проиграть, но играть нормально. Но если установки тренера не выполняются на поле — это проблема. Это и случилось в матче с хорватами. Общественность и болельщики обращают внимание прежде всего на результат. Но оценивать свою собственную работу нужно еще и с точки зрения процесса.
— Как удалось пережить давление после матча с Хорватией? — Понятно, что было разочарование, причем не столько от результата, сколько от самой игры. Главным образом именно игра мне тогда не понравилась.
— А что помогло пережить? — Не знаю, наверное, опыт. Уже были такие поражения в карьере, например, матч 1999 года. Тогда тоже было сильное разочарование, но ничего, все же живы, здоровы, никто не умер. Да, болельщики могут нагнетать обстановку вокруг конкретного матча и результата, но это нормально, никуда от этого не деться.
— Действительно хотели тогда уйти из сборной? — Было очень сильное разочарование, но я считаю, что это нормальные человеческие эмоции: когда долго к чему-то идешь и это не получается, могут посещать мысли о том, что делать дальше и как быть. Нужно было побороть это разочарование, обдумать, взвесить и двигаться дальше.
— На сколько баллов из 10 вы довольны сборной сейчас? — На 5.
Хотелось бы, чтобы было 10, да. А как это сделать? Продолжать работать. У каждого все же своя планка, по которой можно измерять. Можно считать, что выйти из группы и дойти до полуфинала — это хорошо. Но ведь зависит от того, как это сделать. Обиваться всю игру и еле-еле выигрывать 1:0? Принесет это удовлетворение? Результат — да, игра — нет. Удовлетворение будет при хорошей игре и достижении результата.
— Сколько раз вам задавали вопрос про Артема Дзюбу в сборной? — Не считал, но, мне кажется, было всего одно или два интервью, когда его не задавали.
— Не устали от этого? — Если я скажу, что устал, что дальше? Думаете, будут меньше его задавать? Нет.
— Какие планы у команды? — Готовиться к матчам. Мы играем с Польшей 24 марта, очень хотелось бы собраться 14 марта и иметь полноценные десять дней для подготовки, но все будет зависеть от РПЛ — перенесут ли тур.
— Какие-то товарищеские игры будут? — Хотелось бы, но пока под вопросом. Но на них и нет как такового времени. Тут нужно подстраиваться под реалии. Может быть, мне хотелось бы собрать футболистов 1 марта, но реалии таковы, что мы встретимся намного позже. Поэтому нужно отталкиваться от того, что есть.
— Долгий перерыв в чемпионате может негативно сказаться? — Не думаю. Футболисты начнут готовиться к весенней части сезона уже в январе, в феврале уже возобновится чемпионат, будут полноценные три матча, а у кого-то и больше, так что все нормально. Хотелось бы побольше игровой практики, но если будет больше матчей, скажут, что футболисты устали.
— Как изменится профессия тренера через 5–10 лет? — Я не думаю, что она как-то особенно изменится. Она уже серьезно изменилась — появилось очень много данных. Возможно, футбол и дальше будет меняться в этом ключе, но какого-то кардинального изменения в работе главного тренера ждать не стоит. Сейчас у него появляется все больше помощников: есть тренер вратарей, тренер по обороне, тренер по атаке, тренер по физподготовке — все данные, которые мы получаем, нужно кому-то обрабатывать. Футбол становится более индивидуальным: все идет к тому, что у каждого футболиста может появиться свой персональный тренер.
